История врачебная

Мы – черствые, равнодушные, злые, несочувствующие – как только не называют медиков, даже придумали специальный термин «профессиональное выгорание», и знаете что, а ведь так оно и есть, пожалуй. И вот вам доказательный пример врачебной эволюции, дорогие мои оборотни в халатах.

Акт 1.

Был обычный темный пятничный вечер,
мы в приемнике с плохим настроеньем,
Скоряки нам притаранили на ночь, сверхвонючего бомжа-привиденье…

Одним словом, этот жентельмень не поделил с дружбанами пузырь бормотухи, и получил этим пузырем в бубен. Как результат – резано-рваные раны волосистой части головы, морды-лица с носом, и предплечья. Все, естественно, замотано бинтом «от кутюр» и щедро пропитано кровью, грязью и г@вном.

Милейший пациент восседал в кресле-каталке, выказывая щедрые пожелания всем окружающим издохнуть в муках, плюясь и пытаясь пнуть кого-нибудь ногой, под креслицем медленно натекал ручеек испражнений. Глядя на эту «красоту» мы с напарником и травматолог, не сговариваясь, решили производить медиковспоможение исключительно в коридоре, ибо в противном случае нас бы закопали в кафель наши перевязочные сестры.

Так случилось, что с нами решила подежурить в тот день ординатор первого полугодия жизни. Ну что делать, нужно работать. Свиномордие орет, трясет головой, вырывается, плюется и пытается укусить кариозной пастью, результатом чего, безусловно, будет мучительная смерть в корчах на месте.

Напарник держит урода за голову, санитары за руки, я с матюками и пожеланиями долгой жизни, обрабатываю морду-лица перекисью и дезраствором. После чего занимаюсь художественным вышиванием атравматикой ( – типа морда все же). Непуганая ординатор от такого кино заливается слезами от жалости к угнетенному классу (это я сейчас про бомжа, а не про нас) и, всхлипывая покрасневшим носом, убегает в ЛОР-перевязочную. Худо-бедно я заканчиваю ПХО.

Травматолог, скептически наблюдающий за этим спектаклем, не выдерживает и достает из лотка подготовленную «портняжную» иглу с «1» капроном – дескать долго вы работаете, щас быстренько бошку с рукой зашью, и нахрен этот кадр в санобработку, а то глаза щиплет и блевать тянет. Индивидуальное бессознательное, при виде размера иглы начинает выдавать пляски святого Витта, клацая зубьями на окружающих как зомби из трешового ужастика. Все это вконец достает травматологическую сестру. И вот эта милая женщина ставит свою нежную ножку на промежность демонстранта и спокойным громким голосом говорит:

  • Если хоть раз дернешься, урод, раздавлю нахрен яйца…

Чучело испуганно замирает и травматолог начинает быстренько шить. В этот момент, появляется успокоившаяся ординатор и видит это действие, после чего снова разревевшись, со словами «нельзя так, это же тоже человек, нужно его уговорить и он все поймет» снова убегает в перевязочную…

Читайте также:   Поздравление с Международным днём хирурга

Акт 2.

Спустя почти два года дежурю снова с той же, но заматеревшей уже-почти-не-ординатором. Из приемника зовут – Саныч, йу а вэллком, во второй клетке тебя ждет пьяное чучело со сломанным носом и кровотечением, помогай давай один раз.

Наш юный, неиспорченный доктор срывается с места бешеным кабанчиком в стремлении исцелить страждущего – типа “овощебаза – я, молокозавод – я, цементный завод – Я!”
Пока я по дороге забираю историю болезни и забиваю анализы, она уже вовсю оказывает помощь. Подхожу тихонечко к клетке и наблюдаю – охранник на полу держит строптивого, матерящегося и вырывающегося пациента за ноги, а нежная девушка, прижав одним коленом руку, вторым грудь, держа алкаша за волосы, споро уворачиваясь от кровавых плевков, пихает в нос тампон со словами: «Урод да полежи же ты спокойно, скотина! Не смей на меня плевать бл@ть! Щас пасть заткну!»

И закончив тампонаду, продолжает: «Ну вот, мой хороший, теперь полежишь и поспишь тут, а утром пойдешь домой» после чего радостно, с чувством выполненного долга, почти вприпрыжку, удаляется по коридору обрабатывать руки.

Растили-растили и вырастили…настоящего врача-убийцу!

А. Калашников